Игра в античность - Игорь Ягупов

– Так это твой корабль, могучий царь? – небрежно бросил Агамемнону юноша, кивком указав на крутой борт.

– Да, именно так, – подтвердил Атрид.

– Поднимемся, пожалуй, – скорее приказал, нежели предложил юноша.

– Это огромная честь для меня. Я безутешен от того, что не приготовился к твоему прибытию, – засуетился царь Микен, забегая вперед гостя и низким поклоном приглашая его к мосткам.

– Ах, какой красавчик, – девичий шепот вывел Кассандру из оцепенения. – Какие изящные ноги. Вы заметили? Какая благородная осанка. А талия какая! Он прекрасен, словно… словно… бог Аполлон.

– Кого это ты имеешь в виду, толстушка Медея? – спросил насмешливо другой голос. – Уж не владыку ли народов Агамемнона? Или, быть может, царя Итаки – хитроумного Одиссея, что идет рядом с ним?

– Брось, глупая, – возразила Медея, – ты прекрасно понимаешь, что я говорю об этом юноше, что сейчас поднимается на наш корабль. Ах, если бы он поплыл на нем в Микены вместе с нами. Может, он выбрал бы кого-нибудь из нас себе в рабыни. Если бы великий Атрид позволил ему забрать нас. Служить такому господину, наверное, слаще, чем вкушать божественный нектар…

– Увы, Медея, вряд ли он выберет кого-то из вас, – устало и отстраненно, как будто разговаривала сама с собой, произнесла Кассандра.

– Это почему же? – в голосе пухленькой Медеи явно чувствовалась обида.

– Да потому! – неожиданно вступила в разговор рыжеволосая служанка Агава. – Ты видела, как унижается перед этим красавцем сам великий Агамемнон? Неужели ты думаешь, что столь великий воин и могущественный царь, каковым он без всякого сомнения является, раз сам владыка народов ищет его расположения, неужели ты думаешь, Медея, что его может заинтересовать какая-то толстая кухарка вроде тебя? Нет, если уж он и выберет кого, так только царскую дочь, не меньше. Это и имела в виду госпожа. Правда, ведь?

Произнеся это, рыжая девушка преданно заглянула в глаза Кассандре, ожидая заслуженной похвалы за проявленную ей мудрость.

– Что ж, Агава, годы, что провела ты, прислуживая мне, не прошли даром, – с улыбкой вздохнула Кассандра. – Ты стала проницательной и скоро, наверное, сможешь пророчествовать не хуже, чем я. Хотя, признаться честно, я не совсем то имела в виду, что ты сейчас сказала. Думаю, этот юноша не будет заинтересован даже и царской дочкой…

Она осеклась, вновь не будучи в силах оторвать взгляд от необыкновенного гостя Агамемнона. Между тем юноша, забыв, очевидно, на время о хлопотах отплытия, шагнул на корабль царя Микен. Грубые доски мостков со скрипом прогнулись, как только изящная, словно вырезанная из прекрасного розового мрамора нога в тонкой работы маленьких позолоченных сандалиях шагнула на них.

Юноша взошел на борт. Его легкие с виду шаги, однако, заставили могучий корабль глубоко осесть в воду, как будто страшная тяжесть давила на него. Незнакомец в сопровождении Агамемнона и Одиссея стремительно прошел на нос, к сидящим на помосте пленницам. Его молниеносный взгляд быстро нашел среди них ту, что так пристально смотрела на него мгновение назад, когда он был на берегу. Ту, что закутана была во все черное. Ту, что вечно доставляла всем одни только неприятности, обиды и огорчения. Ту, что так никогда и не смогла по воле богов воспользоваться своим даром предвидения. Ту, которая при этом никогда и ни в чем не ошибалась и которая сейчас, за считанные дни до своей гибели, пронзила мыслями грядущие столетия.

– Что ж, наконец мы встретились, Кассандра, – произнес юноша, уставив насмешливый взгляд голубых глаз на несчастнейшую из дочерей Приама. – И каково тебе сейчас, девица? Довольно ты гадостей накаркала уже? Или еще остались у тебя в запасе?

– Отвечай, ворона, когда тебя спрашивают! – рявкнул Агамемнон, явно стараясь угодить юноше.

– Уймись, Атрид, – оборвал его незнакомец, по-видимому, недовольный столь бесцеремонным вмешательством в его разговор с пленницей.

Резким движением он сорвал с головы сияющий гривастый шлем, разметав по плечам волны пепельных волос.

– Возрадуйся же, Афина, – гордо вскинув на богиню взгляд, твердо произнесла Кассандра.

Рука могучей дочери Зевса легла на рукоять меча у пояса.

– Все вышло именно так, как ты и замышляла, ненавистная Паллада, – продолжила черная дева, которую под тяжелым взглядом богини начал сотрясать озноб. – Троя разрушена, храбрейшие из ее защитников пали в бою, остальные перебиты в своих домах. Царские дочери стали рабынями ахейских вождей. Чего же тебе еще надо от меня, совоокая богиня? Радуйся.

Афина при этих словах звонко расхохоталась, но продолжала испепелять Кассандру своим ледяным взглядом.

– Эй, мой милый, – бросила она через плечо, не оборачиваясь, царю Итаки, – сходи-ка за моею колесницей. Ее оставила я в дальней роще, где Ксанфа русло упругой изгибается дугой.

– Будет исполнено, – Одиссей почтительно склонил голову и помчался прочь с корабля.

– Это верно, – продолжила свой разговор с Кассандрой Афина, – один твой, Кася, вид в меня вселяет радость. Недолго же тебе осталось каркать на этом свете, бесполезная колдунья.

Кассандра сжалась в комок. Она не в силах была более выносить насквозь, казалось, прожигающий взгляд этих холодных и прекрасных, как у самой Горгоны Медузы, голубых глаз. Царевна опустила взгляд, прикрыла голову руками, ясно давая понять, что признает свое поражение, что не ей, ничтожной смертной, тягаться на равных с любимой дочерью всемогущего Зевса. Она мысленно молила Афину только об одном – чтобы та ушла, отпустила ее, дала ей спокойствие накануне стремительно приближающейся гибели.

Но богиня с явным наслаждением продолжала экзекуцию. С презрением ткнув дрожащую всем телом Кассандру своей прекрасной ногой, она продолжила расспросы:

– Помог тебе твой дар в борьбе со мною? Отвечай. Быть может, ты принесла кому-то счастье, о котором я не знаю? Дела твои, презренная девица, заслуживают большей кары, чем та, что ждет тебя в Микенах. Ну да ладно! Мы боги и должны уметь прощать. И все ж ответь мне, Кася, как чувствуешь себя сейчас?

– Ты сама однажды поймешь это, Афа, – пробормотала сжавшаяся в комок и почти физически раздавленная взглядом богини Кассандра с залитым горькими слезами лицом. – Не будет вечным царство великого Зевса. В последние дни мои он дал мне силу проникнуть взглядом сквозь века. Знай же, беспощадная Паллада, что через пятьсот лет подвиги героев под Троей воспоет в своих песнях слепой старец. А еще спустя три столетия в главном городе Эллады, названном именем твоим, на горе воздвигнут в твою честь величественный храм, равных которому не будет во всей Ойкумене…

– Ой, что-то мне пока не страшно, ворожея, – насмешливо прервала ее Афина.

– Но еще через пятьсот лет, – возвысила голос Кассандра, уже без всякой опаски подняв на великую богиню свои почти безумные в это мгновение глаза, – наследник отпущенного тобой из Троады Энея позволит казнить на кресте того, с кого начнется конец царства богов-олимпийцев, ибо он положит начало новой вере. И не будет вам тогда нигде пристанища, как мне сейчас. Только, к несчастью для вас, вы бессмертны. И вам суждено будет пережить свою паству и увидеть, как люди отвернутся от вас. И даже ничтожный старый пастух прогонит тебя, серебряная богиня.

Глаза Афины потемнели от гнева, ее рука сжала рукоять меча с такой силой, что, казалось, вот-вот послышится пронзительный звук лопающейся меди.

– Зато твой век прервется очень скоро! – прогремела богиня, нависая над вконец обессилившей и вновь опустившей глаза дочерью Приама.

– Тебе стоит только приказать, моя повелительница, – пробасил из-за спины Паллады могучий Агамемнон. – Мы эту бесстыжую псицу вмиг отправим в царство мрачное Аида. Камень к ногам – и в воду. Одно твое слово, светлоокая дочь Зевса.

– Оставь, микенец, – богиня с явным усилием сняла руку с меча. – Пусть все свершится так, как предначертано судьбою.

В этот миг на корабль вновь вбежал кудрявый царь Итаки. Если бы у Кассандры хватило духу приподнять голову и заглянуть через борт, она бы увидела роскошную резную золоченую колесницу, которая, едва касаясь воды золотыми ободами колес, стояла возле корабля прямо на морской глади. В колесницу были запряжены два огромных вороных коня, выбивающих копытами пену из набегающих волн. Дочь Зевса, все еще гневная, обернулась на шум шагов. Но взгляд ее моментально смягчился, когда увидела она перед собой Одиссея.

– А, это ты, мой милый, – с улыбкой кивнула она. – Видать, ты очень торопился, коль колесницу ты мою пригнал так живо, – богиня обернулась к Агамемнону: – Что ж, в помощи моей ты больше не нуждаешься, я вижу. Все корабли твои к отплытию готовы. Прощай.

– Прощай, – как эхо повторил владыка великих Микен.